26 сентября 1805 года, 210 лет назад, родился поэт пушкинской поры Дмитрий Веневитинов.

Когда пророк свободы смелый
Тоской измученный поэт,
Покинул мир осиротелый,
Оставя славы жаркий свет.
И тень всемирные печали,
Хвалебным громом прозвучали
Твои стихи ему вослед…

– пророчески обращается двадцатилетний Веневитинов «К Пушкину» в 1926-м. А на приход нового, 1827-го, напишет, прощаясь со старым, последним в его жизни годом:

Но слушай ты, беглец жестокий!
Клянусь тебе в прощальный миг:
Ты не умчался без возврату;
Я за тобою полечу
И наступающему брату
Весь тяжкий долг свой доплачу.

Весной, к великому сожалению, не станет автора этих строк. Через 10 лет уйдёт в небытие и сам «наставник» Пушкин.

Его имя облечено легендами…

Как, к примеру, сбылось следующее поэтическое предсказание:

Века промчатся, и, быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нём тебя откроет вновь…
«К моему перстню»

В 1930 году могила Веневитинова перенесена на Новодевичье кладбище – при эксгумации праха перстень, подаренный княгиней Волконской, был снят с безымянного пальца правой руки поэта и помещён как реликвия в московский Государственный Литературный музей.

Наследие Дмитрия Владимировича невелико – около 40 лирических стихотворений, примерно столько же писем, начало ненаписанного романа, несколько статей, отрывки из переводов. При жизни опубликовано менее 10 стихотворений, 5 философских и критических текстов. Но интерес к его личности и творчеству не угасает.

Скажем, до сих пор ведутся филологические битвы по поводу литературоведческих компетенций, вольных интерпретаций и издания якобы неопубликованных ранее писем Веневитинова. На самом деле вполне знакомых специалистам. (А. Рейтблат. «Неизвестное известное». НЛО, № 126, 2014).

«Обозрение русской словесности 1829 года» И. В. Киреевского, друга Д.В. по кружку любомудров, – первая попытка нарисовать литературный портрет Веневитинова. Где дана высокая оценка дарованию молодого ещё совсем поэта и где «созвучие ума и сердца» отмечено как отличительный характер духа полёта, независимости и смелости изображения сущего. А самая фантазия его была более музыкою мыслей и чувств, нежели игрою воображения: «Это доказывает, что он был рождён ещё более для философии, нежели поэзии».

За разгадку творческой персоны Веневитинова брались многие: М. Погодин (один из членов «общества любомудрия»), П. Полевой, Н. Котляровский, у которого Д.В. – проводник шеллингианства на русскую почву; также племянник поэта М. Веневитинов. Брались Белинский, Чернышевский, Герцен, который считал, мол, Д.В. полон «мечтаний и идей 1825 года». Далее – Д. Благой, Л. Гинзбург, Л. Тартаковская. Обилие попыток разгадать тайну личности безвременно ушедшего сочинителя объясняется равным образом и скудностью биографического материала о жизни этого и в самом деле замечательного, дивного юноши. Речи которого своей философской отвлечённостью «приводили нас в восторг» (А. Кошелев).

Природа одарила Дмитрия Владимировича Веневитинова самыми разнообразными талантами: он знал латинский, греческий, французский, немецкий и английский языки. Учился живописи у художника Лаперша. Музыке – у композитора Геништы. Увлекался поэзией, философией, переводами, критической работой.

Завершив образование в Московском университете, Веневитинов ежедневно и ежечасно стремится расширить свои познания: становится членом «Общества любомудрия». В котором его участники (В. Одоевский, И. Киреевский, А. Кошелев и другие) изучали философию Шеллинга, интересовались вопросами эстетики и искусства. Переводит произведения Окена, Платона («К Платону начинаю привыкать…»). Вергилия, Гёте, Гофмана. Размышляет о роли просвещения в России.

Правда, над мудрствованиями любомудров подтрунивали и издевались многие. В том числе Пушкин с Кюхлей: «…Вырвись, ради бога, из этой гнилой, вонючей Москвы, где ты душою и телом раскиснешь! Твоё ли дело служить предметом удивления современным невеждам – Полевому и подобным филинам?» – злонравно писал Кюхельбекер Одоевскому.

Александр Сергеевич же называл любомудров «архивными юношами». Возможно, имея в виду следующие строки Веневитинова:

…иногда пороешься в пыли,
И, право, отрывать случалось
Такой столбец, что сам ты на земли,
А будто небо открывалось.

«Издевательства» над любомудрами, думаю, суть другой статьи – в основе же поддёвок и подтруниваний находится, конечно, вечная пушкинская погоня за недостижимым совершенством собственным. А также друзей, его окружавших… В век гениев, трагический и великий, которого даже и лёгкие упрёки звучат неестественно глупо, все они – творцы, поэты, – будучи необычайными самородками, тянулись естественно и вне сомнения за Пушкиным. Подражая либо противопоставляя себя ему.

К тому же Пушкин с Веневитиновым были в родстве, что играло большую роль в отношениях. Сближая поэтов по-человечески и творчески. Вообще родственные связи в светском обществе значили довольно много.

Пара строф для сравнения:

Но когда коварны очи
Очаруют вдруг тебя,
Иль уста во мраке ночи
Поцелуют не любя –
Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!
Пушкин. «Талисман»

*

…Но не любовь теперь тобой
Благословила пламень вечный
И над тобой, в тоске сердечной,
Святой обет произнесла…
Нет! дружба в горький час прощанья
Любви рыдающей дала
Тебя залогом состраданья.
О, будь мой верный талисман!
Веневитинов. «К моему перстню»

Да и пылкие взгляды обоих к «царице московского света» княгине Зинаиде Волконской подливали масла в огонь касаемо дружеских подколов. Правда, в отличие от всеядного, быстро воспламеняющегося и влюбчивого Пушкина страсть Дмитрия к Волконской прямо-таки растерзала душу несчастного философа. Лишила его покоя и, может статься, «ускорила раннюю смерть» (биограф Пятковский). Что лирически запечатлено в стихах «К моей богине», «Элегия», «Италия», «К моему перстню» и др.

Теперь гонись за жизнью дивной
И каждый миг в ней воскрешай,
На каждый звук её призывной –
Отзывной песнью отвечай.

Он крайне высоко оценивает роль поэзии и литературы в жизни народа: «…читай, мечтай – пусть перед тобою завеса времени падёт», «прекрасному предела нет», «поэт – сын богов, любимец муз и вдохновенья», «завидней поэта удел на земли», «доступен гений для гласа искренних сердец», – читаем в стихах совсем ещё молодого человека.

Возвышенно пишет Веневитинов о скульптуре: «Живы священные памятники человеческих усилий – их не коснулась всё истребляющая коса времени». О живописи: «Чувства человека вполне вылились на мёртвый холст, и мысль о бесконечном сделалась для него понятною». О музыке: «Чувство жизни разлилось повсюду; всё огласилось звуками радости, и все звуки слились в общую волшебную гармонию».

Для полноценного понимания отношения Веневитинова к просвещению важны его критические статьи.

О романе «Евгений Онегин»: «Он есть новый прелестный цветок на поле нашей словесности». О трагедии «Борис Годунов» Пушкина: «Поразительная по своей простоте и энергии, может быть смело поставлена наряду со всем, что есть лучшего у Шекспира и Гёте». Важны вдумчивые разборы текстов Полевого, Мерзлякова, Погодина.

В 1826 году написана статья «О состоянии просвещения в России». Кстати, в том же году Пушкин разработал «Записки о народном воспитании», на которые Николай I отреагировал неоднозначно: «Просвещение, служащее основанием совершенству, есть правило, опасное для общественного спокойствия!» – будто бы погрозил пальцем Пушкину Император.

И тем не менее, именно о Культуре с большой буквы, без которой нет в России «свободы и истинной деятельности», идёт речь в статье Веневитинова. Всякий человек, одарённый энтузиазмом, знакомый с «наслаждениями высокими», стремится к образованию, духовному росту: «Самопознание – вот цель и венец человека», – убеждён автор. Ради этого творит художник, одушевляя холст и мрамор. Пишет стихи поэт, провозглашающий торжество ума.

Такую же цель преследует и человечество, стремящееся к просвещению. То есть к самопознанию той степени, на которой оно отдаёт себе отчёт о своих делах и определяет сферу своего действия.

Какой же степени достигла на сем поприще Россия? – задаётся он вопросом.

Увы, если у «всех народов самостоятельных» просвещение развивалось из истоков, так сказать, отечественных, местных. То Россия всё получила извне. Её просвещение, аки искусство, подражательно. В нём отсутствуют реальная свобода и истинная деятельность.

Россия приняла лишь наружную форму образованности. Воздвигла мнимое здание литературы безо всякого на то основания. Ядро нашего просветительства состоит из сбивчивых «суждений французов о философии и искусстве». Которые почитаются законами: «условные оковы» (вроде триединства) и невежественная самоуверенность французов были предметом подражания, а правила неверные заменялись у нас «отсутствием всяких правил».

Кое-кто из литераторов считал, что о развитии культуры в России говорит всеобщая страсть выражаться в стихах. Тут уж Веневитинов даёт волю своей язвительности: «…многочисленность стихотворцев во всяком народе есть вернейший признак его легкомыслия». Ведь истинные поэты всех народов, всех веков и времён были глубокими, глубочайшими мыслителями. Были философами, так сказать, «венцом просвещения». А нередко «поэтическое чувство» у людей лишь освобождает от обязанности мыслить. Отвлекает от высокой цели усовершенствования. А посему надобно «более думать, чем производить»!

Как же всё-таки просвещать Россию? Веневитинов предлагает следующую программу.

Во-первых, опираясь на твёрдые корни новейшей философии, предоставить полную картину развития «ума человеческого». Этому должны помочь сочинения писателей. Журналы, рассказывающие о теоретических исследованиях, их приложении к истории общества и Мельпомены в частности: «Философия и применение оной ко всем эпохам наук и искусств – вот предмет, заслуживающий особенное наше внимание».

Во-вторых, должно всенепременно изучать историю древнего мира. Но не следует забывать и собственную историю, собственное начало начал: «Дух древнего искусства представляет нам обильную жатву мыслей, без коих новейшее искусство теряет большую часть своей цены».

Ответственность за «просветление» России лежит прежде всего на образованных людях, писателях, поэтах и журналистах, стоящих «мыслям наравне с веком и просвещённым миром».

К своим молодым соплеменникам Веневитинов обращался с призывом быть полезным народу, посвятить ему нашу образованность, наши «нравственные способности». Всем жертвовать ради благоденствия и процветания отечества. Это поможет истинному цивилизационному прогрессу России, без которого у неё нет будущего.

Веневитинов убежден: «Жить – не что иное, как творить будущее. Она снова будет, эта эпоха счастья!»

Завидней поэта удел на земли.
С младенческих лет он сдружился с природой,
И сердце камены от хлада спасли,
И ум непокорный воспитан свободой,
И луч вдохновенья зажёгся в очах.
Весь мир облекает он в стройные звуки;
Стеснится ли сердце волнением муки –
Он выплачет горе в горючих стихах.

Из всех поэтов, явившихся в первое время Пушкина, исключая гениального Грибоедова… несравненно выше всех других и достойнее внимания и памяти Полежаев и Веневитинов. В. Г. Белинский

Сбылись пророчества поэта.
И друг в слезах с началом лета
Его могилу посетил…
Как знал он жизнь! как мало жил!
Д. Веневитинов (1805 – 1827)

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>